Алексей Иванов: «Чем старше становлюсь, тем больше раздражители становятся внутренними или, так сказать, общекультурными»

Фото: Сергей Елагин

«Желание бороться с ветряными мельницами развеялось»

— Алексей Викторович, вы определяете себя буржуазным писателем, а не как «великий писатель земли Русской». Что это значит?

— Буржуазные писатели своими произведениями реагируют на раздражители современности. «Великие писатели земли Русской» всем своим творчеством окучивают одну-единственную титаническую идею. Чаще всего это идея страдания русского народа, или величия русского народа, или злодеяний российской власти. Например, Александр Солженицын, при всем уважении, яркий пример ВПЗР.

— Что для вас сегодня является раздражителем, который может воплотиться в новый роман?

— Когда я был молод, меня раздражали явления окружающей жизни. Чем старше становлюсь, тем больше раздражители становятся внутренними или, так сказать, общекультурными.

Скажем, когда писал роман «Блуда и МУДО», меня раздражало то, что в новом информационном обществе ложь приобретает новую онтологию. В традиционном обществе ложь просто уродовала картину мира, калечила ее, и дело можно было исправить, показав правду. В информационном обществе ложь создает параллельную картину мира, и правдой исправить ее уже невозможно. То есть в информационном обществе переубедить человека не получится. Надо менять всю систему мышления. Поэтому в традиционном обществе ложь была препятствием на пути добра, а в информационном стала самим злом — то есть приобрела новый онтологический статус.

Когда я стал старше, то желание бороться с ветряными мельницами развеялось. Для меня более значимыми стали иные вызовы, неочевидные для читателей. Например, новый формат романа, точнее, формат романа XXI века. Этот формат в первую очередь предъявлен нам в виде драматического сериала, потому что в современной драматургии направление задает кинематограф. И я захотел написать исторический роман, структура которого соответствовала бы структуре драмсериала. За материалом далеко ходить не пришлось: я взял события и фактуру Сибири времен Петра I и написал роман «Тобол». Но причина романа — не желание рассказать о событиях далеких времен и не стремление растолковать какую-то мораль, а интерес к новому формату повествования.

— А должен ли писатель следовать вкусам и ожиданиям читателя?

— На мой взгляд, такого вопроса не существует. Есть хорошее наблюдение: писатель пишет такие романы, какие хотел бы прочитать как читатель, но никто их не написал. Это в точности обо мне сказано. Потому как судить — для себя пишешь или для читателя? Автор и есть тот читатель, которому он сам же и хочет угодить.

«Большое количество времени и усилий расходуется на изучение материала и разработку сюжета. Придумывать я предпочитаю на ходу, когда гуляю. Пишу дома, и мне важно, чтобы никто не мешал»

«Большое количество времени и усилий расходуется на изучение материала и разработку сюжета. Придумывать я предпочитаю на ходу, когда гуляю. Пишу дома, и мне важно, чтобы никто не мешал»

Фото: Сергей Елагин

«Самый экранизируемый писатель человечества — Шекспир»

— Над чем вы сейчас работаете? И нужно ли вам брать длительные паузы, прежде чем браться за новое произведение?

— Я недавно закончил роман «Бронепароходы», дальше еще примерно полгода буду доделывать документальную книгу об истории российского речного флота. По большому счету паузы между романами мне не требуется. Ведь любой роман сначала дописываешь в голове, а уже потом на бумаге, и есть финальный период, когда голова свободна, то есть можно обдумывать следующий роман, хотя предыдущий чисто технически еще не завершен.

Знаете, работа за компьютером, может, только треть той работы, которую требует произведение. Большое количество времени и усилий расходуется на изучение материала и разработку сюжета. Придумывать я предпочитаю на ходу, когда гуляю. Пишу дома, и мне важно, чтобы никто не мешал. Самое плодотворное время для меня — утро. И я не начинаю роман, пока не выстрою его хотя бы в основных подробностях.

Роман — дело долгое, на него уходит примерно год. Разве разумный человек согласится выбросить год своей единственной жизни на помойку, занимаясь ерундой? Нет. Поэтому я не пишу развлекательное чтиво. Если я согласился потратить год на какой-либо роман, значит, роман того стоил. И публике я предлагаю уже тщательно отделанный текст, а не скороспелку: жертвую годом жизни не для сумбура и невнятицы.

— Почему тема речного пароходства начала XX века?

— Я сын речников, и тема реки, речного судоходства всегда была мне интересна. Я с удовольствием взял этот сеттинг. «Бронепароходы» — роман о 1918–1919 годах на Волге и Каме, о Гражданской войне, когда каждая противоборствующая сила имела флотилию вооруженных речных пароходов: красные — в Нижнем Новгороде, учредиловцы — в Самаре, чекисты — в Перми, ижевско-воткинские повстанцы — на Средней Каме. Но роман, разумеется, не является иллюстрацией истории. Роман о другом. О том, что правы не красные и не белые, а только те, кто в своей жизни оставляет место для неведомого будущего.

— К вам уже обращались по поводу экранизации?

— У меня на все романы проданы права на экранизацию. Пускай это звучит как хвастовство, но киношники обращаются ко мне еще до того, как я допишу новую вещь, — просто изначально верят, что она будет хорошей. И за «Бронепароходами» тоже уже обращались, но я пока не спешу заключать договор. Хочу, чтобы сперва вышла книга и ее прочитали, тогда и предложений будет не одно-два, а гораздо больше. Например, на «Ненастье» поступило 8 предложений.

Востребованность моих романов у кинематографистов проистекает вовсе не из того, что я, как говорят, пишу под экранизацию. Я сторонник классической школы литературы, когда в произведении есть сильная драматургия, яркие характеры, острые диалоги и настоящие идеи. А все это и нужно кинематографу. Поэтому, например, самый экранизируемый писатель человечества — Шекспир. Он-то уж точно не писал под экранизации.

продолжение следует

источник: БИЗНЕС Online